Советский Союз
И все что с ним связано.
Главная Каталог Статьи Фотогалерея
Каталог » Поэзия » Рядовая Красного Креста Корзина

Рядовая Красного Креста

1 

Алексис ПАРНИС 

— Как будто вчера это было все,

Как будто еще вчера Марусей меня называли.

Как будто еще вчера я сидела в зале

И съезд комсомола

Ленину рукоплескал.

Как будто вчера в Одессу меня посылали

Болгар-эмигрантов встречать.

Как будто вчера,

Стоя с утра у причала,

Пасионарии смелых бойцов я встречала,

И скольких и скольких еще:

Ведь родня у меня везде! —

Так говорит мне задумчиво и любовно

Пожилая женщина

Марья Петровна,

Всю свою долгую жизнь

Прослужившая в Красном Кресте.


Молча на руку ее смотрю:

Рука у нее груба и темна,

Потому что всю жизнь

Боролась она

С самым жестоким людским страданьем —

Изгнаньем.

Глубоко в душу ее смотрю:

Душа у нее светла и нежна,

Потому что всю жизнь

Дружила она

С самым заветным людским стремленьем —

Возвращеньем.


— О, каким стало сердце многоязычным

За эти годы!

На всех языках

Мне стало теперь говорить привычно

«Добро пожаловать!»

И надежду

Давно научилась теперь называть я

По-китайски и по-венгерски,

По-чешски и по-немецки...

Я русской березой была простой,

Но, чтобы меня понимали братья,

Научилась шуметь

То как пальма нарядная.

То как на Балканах лоза виноградная

То как смоковниц листва тугая,

То как кипарис густой! —

Так, по комнатке скромной своей шагая,

Она говорит.

А я между тем

Смотрю на нее и невольно думаю:

Что если б жизнь раздавала всем

Дома по размеру их чувств,

Их сердец, —

Тогда б эта женщина

Имела, наверно, дворец!


Вон в уголке

Висят фотографии мужа ее и детей,

А всю стену

Занимают портреты совсем непохожих людей -

Эмигрантов из многих стран;

И кажется мне,

Что будто сама в сторонку

Потеснилась семья родная,

Изгнанникам, братьям своим

Место освобождая.


— Эта стена словно план

Всей жизни моей!

Ведь каждый день на рассвете,

Дома оставив детей,

Я уходила на службу свою,

Где ожидали меня эмигрантские дети.

Нет, не на службу я шла,

А словно

Шла из одной в другую родную семью! —

Так говорит мне Марья Петровна.

Годы двадцатые.

Годы тридцатые.

Какими суровыми были они!

И служба ее в те дни

Была как просторное летное поле —

Поле дружбы и солидарности,

Где приземлялось со всей планеты огромной

Столько надежд, и боли,

И благодарности!

И, как сигнальщик аэродромный,

Тех, кто измучен был и гоним,

Встречала она

У самого края,

Маленьким алым флажком махая —

Сердцем своим.

А теперь в своих ящиках перебирает

Письма она

Тех далеких дней:

Эти бесчисленные конверты,

Белые, словно волосы времени,

Чьи-то надежды,

Чье-то горе.

Она их ласкает жесткой рукой своей,

Как памяти белые крылья.

Прошлое —

Это давно пересохшее море.

Но, как соль, на дне его остаются

Письма,

В которых еще живет

Отголосок прежних бурь и невзгод,

Крушений

И революций.

Нет, это прежнее море иное.

Чем море сегодняшнее.

Тогда

Одним кораблем лишь владели мы —

Советском страною.

В кольце блокады

Один на один мы сражались сами

Со всею армадой

Вражьей зимы.


А море сегодняшних дней полно

Нашими флагами и парусами!

И те, что вчера в изгнанье томились,

Те дети,

Чьи пожелтевшие фото

Нам улыбаются с этой стены,

Сегодня с победой домой возвратились;

Ты их найдешь сейчас за работой

В авангарде любой страны.

Ты их найдешь,

Овеянных славой

И вдохновляющих молодежь.

Всюду:

У чехословацких домен,

И на лесах возрожденной Варшавы,

И среди роз и шахт в долинах Болгарии,

И в Будапеште,

И в Берлине —

Всюду ты их найдешь!

Да, море сегодняшнее полно

Могучими нашими кораблями,

И время сегодняшнее давно

С нами,

А не с врагами.

Оно все больше принадлежит

Нам,

А не нашим врагам,

Я это знаю,

Как черноморские берега,

Как берега Дуная!


Но воды его еще высоки,

Много в нем бурь и бед,

Ты это помнишь, Марья Петровна,

И ты начеку.

Твой кабинет —

У самого берега наших дней;

Он пахнет надеждою,

Пахнет борьбою,

Как будка спасательной службы, овеянная

Солеными запахами прибоя.

Отсюда, не с этого ли причала,

Раньше всех слов прозвучало:

— Люди за бортом! —

Когда накренился тонущий челн

И очутился я распростертым

Вместе с друзьями

В пенистой яме,

Средь беспощадно бурлящих волн?

И когда поднимали меня

На огромный солнечный борт

Великого корабля — России,

Когда глаза открылись впервые

Навстречу сиянью вольного дня,

Ты первой лицо надо мной склонила

И мне

После стольких бед и потерь

— Успокойся! — по-гречески говорила.

— Все хорошо теперь!..


Годы прошли.

Миновали грозы.

И снова под сенью густой стою

Этой степенной, задумчивой русской березы,

Что шелестит надо мною,

Как серебристый тополь

В нашем родном краю.

И под ее широкой листвою

Я отдыхаю,

Встречаю зарю,

С веселыми птицами говорю.

Что мирно порхают по легким веткам,

Радуясь и звеня;

С крылатой надеждою говорю

И с новыми радостями говорю,

Которые ждут меня.

Гляжу на нее опять и опять

И думаю:

Хорошо бы орден создать,

Единственный — для нее одной,—

Сияющий, как вот эти глаза,

Огромный, как вся любовь ее к человеку,

И, конечно, как сердце ее,

Золотой!

Но тут же смеюсь над своей наивною мыслью,

Как, наверно, смеялся бы я над тем,

Кто сказал бы.

Что солнцу орден мы дать должны

За то, что сияет нам с вышины,

И голубым небесам,

И рекам —

За то, что поля орошают нам,—

И воздуху,

И лесам.


От всей души сейчас я сказал бы ей:

«Марья Петровна, вы — героиня

Наших суровых дней!

Вы — наша родная!

Слава вам!»

Но молчу,

Потому что знаю:

Она удивится моим словам,

Как удивилась бы этому та крестьянка,

Что бежала воды скорей принести

Прохожим,

Измучившимся в пути,

Как удивился бы лодочник,

Ночью

Переправлявший тебя среди бури и грома,

Или усталые жены рабочих,

Что в сумерках летних тихо сидят возле дома

И говорят

Всем, кто идет навстречу,

Знакомым и незнакомым,

Голосом теплым и ровным:

— Добрый вечер!..

Так удивится, наверно, и Марья Петровна.

Но если песнь я о ней сложу,

Это — другое дело.

Ведь песнь принимают и солнце,

И ветер,

И жизнь,

И любой человек,

Если правду она воспела.

Да, лучше песню о ней сложу —

Простую,

Словно пожатье рук,

Словно знакомый дом.

Куда по пути ты можешь всегда зайти,

В дверь не стучась,

Ничего не боясь вокруг.

Простую,

Как хлеб и вино на деревянном столе,

За которым с тобою давно, мой друг,

Мы встретиться снова

Могли бы.

Простую,

Как слово

«Спасибо».

Перевел с греческого С. СЕВЕРЦЕВ.

 

Журнал "Огонек", №3, 1959 


Просмотров: 1246

Дата: Пятница, 30 Марта 2012

Комментарии к статье:


Добавить комментарий:

Автор:
Комментарий: