Советский Союз
И все что с ним связано.
Главная Каталог Статьи Фотогалерея
Каталог » Образование » О первом учителе детей Ульяновых Корзина

О первом учителе детей Ульяновых

Тот, кто вошел в дом директора народных училищ Симбирской губернии Ильи Николаевича Ульянова как первый учитель его старших детей, был своеобразным человеком со сложной биографией. Над нею сейчас работают немало педагогов-диссертантов. Звали этого первого учителя маленьких Ульяновых Василием Андреевичем Калашниковым, и в жизни его были наиболее интересны две страницы: первая и последняя.

Первая, когда молодой, еще не достигший двадцати лет учитель сам получил большой и яркий урок от Ильи Николаевича Ульянова, отца Ленина; и последняя, когда глубоким старцем доживал Калашников советским пенсионером в Смоленске свои последние дни.

Сколько знаю, в печати еще не были освещены эти «первая и последняя страницы» жизни человека, множество раз сидевшего за столом бок о бок с маленьким Ильичем, отвечавшего на его живые вопросы и. вводившего его сестру и брата в начальные тайны грамматики и арифметики. Что же это был за человек?

Во второй половине тридцатых годов еще живы были замечательные педагоги - «ульяновцы», воспитанные отцом Ленина. Как известно, Илья Николаевич был назначен в 1869 году инспектором народных училищ Симбирской губернии, а в 1874-м — их директором,— и прежде всего огромное внимание обратил на подготовку кадров. Для народных школ, на воспитание самих учителей. Под непосредственным его руководством и при постоянном личном его участии работали двухлетние курсы для подготовки учителей, открытые в Симбирске в 1869 году при уездном училище, и организованная три года спустя Порецкая учительская семинария.

Мы знаем из архивных отчетов по Симбирской губернии, публиковавшихся в журнале министерства народного просвещения в 1870 и 1880 годах, что «лучшими учителями в народных школах оказались бывшие воспитанники педагогических курсов, существовавших при Симбирском уездном училище...», то есть воспитанники и выученики Ильи Николаевича Ульянова. Но мы не знаем, к сожалению,— вернее, еще недостаточно потрудились собрать и обобщить — все те педагогические приемы, какими создавал и выращивал отец Ленина свою знаменитую армию «ульяновцев», несших в глухие заволжские села, в русские, чувашские, мордовские и татарские деревни свет первого народного образования. А между тем эти приемы не только исторически ценны, но и глубоко интересны сейчас для нашей советской педагогики, поучительны и сами по себе и тем принципом, какой лег в их основу и характеризует каждый из этих приемов и всю их совокупность. Принцип этот — постоянная связь обучения с воспитанием.

Илья Николаевич всегда и всюду — в бесконечных разъездах своих по губернии, беседуя с учителями, присутствуя в классе на уроках — не забывал личным примером или замечанием подчеркнуть эту связь, показать, что при передаче знаний (обучении) необходимо передавать ученику и нечто большее, нежели простую сумму знаний, а именно: раскрывать и связывать эти знания с чувством, воображением, поведением ученика, то есть давать ему одновременно и воспитание, усвоение культурных и нравственных навыков.

Когда я впервые прочитала в «Воспоминаниях о Ленине» Клары Цеткин слова Ильича о народном образовании, сказанные ей при личном свидании в Кремле в первые годы Октябрьской революции, я не могла не вспомнить о главном принципе Ильи Николаевича, пронизавшем всю систему его педагогических приемов. Вот эти слова Ленина: «Решающим фактором для преодоления и искоренения бюрократизма служит самое широкое образование и воспитание народа».

1

Илья Ниолаевич Ульянов

 

Объезжая как раз в тридцатые годы, когда еще многие «ульяновцы» были живы, отдельные волжские села и города, я собирала у этих глубоких стариков рассказы о педагогических приемах Ильи Николаевича. Так мне удалось сохранить кое-что от забвения и завязать переписку со старейшими «ульяновцами», главным образом чувашами, разбросанными по городам Сурску, Бугульме и другим. Документ о конце жизни В. А. Калашникова я получила в дар из Бугульмы от «ульяновца» чуваша Василия Никифоровича Никифорова (последнее перед смертью письмо Калашникова к Никифорову и его фотографическую карточку).

Документ о начале жизни В. А. Калашникова я получила уже позднее, в дар от Надежды Константиновны Крупской, знавшей о моей работе. Это было длинное письмо к ней другого «ульяновца» — Ивана Яковлевича Зайцева.

Начинаю поэтому свой рассказ именно с этого последнего письма.

Н. К. Крупская пишет мне о Зайцеве (6 октября 1937 года), что ему 77 лет, он «отличник просвещенец», учительствует в Полево-Сундырской неполной средней школе Батыревского района, Чувашской АССР, имеет звание Героя Труда, большой общественник, бывший за свою советскую жизнь и председателем союза работников просвещения, и членом сельсовета, и т. д.

«Иван Яковлевич — сын батрака. С 8 до 13 лет пас гусей. Страстно хотелось ему учиться, и он бежал потихоньку от отца из дома, чтобы поступить в школу. Два дня пробирался до Симбирска и, хотя опоздал к началу занятий, но все же поступил в школу, благодаря Илье Николаевичу Ульянову, который пожалел мальченку».

Дальше Надежда Константиновна переходит к письму самого Зайцева.

В школе, куда попал Зайцев, учителем был еще совсем молодой Василий Андреевич Калашников. И вот в первый же год, когда мальчик Зайцев сел на школьную скамью, приехал к ним в школу на урок арифметики сам директор — Илья Николаевич Ульянов.

«После обеда, — пишет Зайцев,— ученикам была дана самостоятельная письменная работа... Учитель задал тему «Впечатление сегодняшнего дня». При этом он объявил, что мы можем писать о любом случае из своей школьной жизни... Все ученики... призадумались, подыскивая подходящую тему... Мне не пришлось долго искать... так как у меня не выходило из головы посещение урока... директором Ильей Николаевичем и его объяснение плана решения задачи. Я и решил писать об этом. Я написал: «Сегодня, в 9 часов утра, во время урока математики, пришел к нам Г. директор, Илья Николаевич. Вызвали меня к классной доске и задали задачу, в которой несколько раз повторялось слово «гривенник». Я записал задачу, прочитал ее и стал планировать ход решения. Г. директор, Илья Николаевич, задал мне наводящие вопросы, и тут я заметил, что Илья Николаевич чуточку картавил и слово «гривенник» выговаривал «ггивенник». Это врезалось мне в голову и заставило думать: «Я ученик, и то умею правильно произносить звук «р», а он директор, такой большой и ученый человек, не умеет произносить звук «р», а говорит «гг». Далее я писал о кое-какой мелочи и на этом кончил сочинение. Дежурный собрал тетради и сдал учителю В. А, Калашникову. Через два дня... нам раздали наши тетради. Все бросились смотреть отметки... Учитель Калашников умышленно оставил мою тетрадь у себя. Потом, швырнув мне тетрадь в лицо, с возмущением сказал: «Свинья!» Я взял тетрадь, раскрыл ее и увидел, что мое сочинение перечеркнуто красным крестом, а в конце его стоит отметка «0» — ноль. Потом подпись. Я чуть не заплакал. Слезы выступили из глаз». 

И тут опять в классе появился Илья Николаевич.

«Поздоровались и продолжали работу. Илья Николаевич ходил между партами, кое-где останавливался, наблюдая за работой. Дошел и до меня. Увидел на моем прошлом сочинении красный косой крест и отметку ноль, положил одну руку мне на плечо, другой — взял мою тетрадь, стал читать. Читает и улыбается. Потом подозвал учителя, спросил: «За что Вы, Василий Андреевич, наградили этого мальчика орденом красного креста и огромнейшей картошкой? Сочинение написано грамматически правильно, последовательно, и нет здесь ничего выдуманного, искусственного. Главное — написано искренне и вполне соответствует данной Вами теме». Учитель замялся, сказал, что в моем сочинении есть места, не совсем удобные для начальствующих, что будто он... Директор И. Н, Ульянов, не дав ему договорить, перебил его и сказал: «Это сочинение — одно из лучших. Читайте заданную Вами тему: «Впечатление сегодняшнего дня». Ученик написал именно то, что произвело на него наибольшее впечатление во время прошлого урока. Сочинение отличное».

Потом он взял мою ручку и в конце сочинения написал: «Отлично» — и подписался: «Ульянов».

Этот случай я никогда не забуду: его нельзя забыть. Илья Николаевич доказал, насколько он был добр, прост, справедлив».

1 

Василий Андреевич Калашников. Снимок 1930 года.

 

В. А. Калашников, тогда еще совсем зеленый юноша, обнаружил перед отцом Ленина старое, чиновничье отношение к «начальству», то ненавистное Илье Николаевичу чинопочитание, которое он энергично изгонял из народных училищ. Как живой, встает перед нами Илья Николаевич в бесхитростном рассказе Зайцева. Но и молодой учитель Калашников встает в этом рассказе, как живой. Он еще не побывал на выучке в организованной Ульяновым семинарии или на педагогических курсах: ведь курсы были созданы только осенью того учебного года, когда произошел рассказанный случай, а семинария — лишь спустя три года. Но первый ульяновский урок уже был дан Калашникову, дан самим директором народных училищ, и мы легко можем представить себе, какое сильное впечатление произвел этот урок на молодого учителя, как отличался он от всего, что приходилось Калашникову слышать и усваивать раньше от «власть имущих». Таково было начало педагогической деятельности Калашникова, через несколько лет ставшего первым учителем детей Ульяновых.

Спустя много десятков лет, в 1935 году, один из старейших «ульяновцев», учитель чувашской школы В. Н. Никифоров, написал Калашникову, доживавшему свои дни в Смоленске, письмо с просьбой сообщить, кого из старых сослуживцев или учеников сохранил он в своей памяти и как живет и здравствует он сам. В. А. Калашников ответил ему 10 февраля 1935 года. Как и все «ульяновцы» и не в пример многим другим старикам его лет, он свободно пишет новой орфографией, тонким и острым почерком с наклоном направо и без особенных следов дряхлости:

«Дорогой Василий Никифорович! Время давнее — 60 лет тому назад — Вы напомнили мне, но некоторые лица и события глубоко запечатлелись в памяти» .

1

Василий Никифорович Никифоров. Снимок 1983 года.

 

Он вспоминает своих учеников и обстоятельства их жизни говорит о том, как «болел грудью» в молодости — и это помешало ему достигнуть желаемого (вероятно, высшего образования и специализации)— и, наконец, о своей старости, ставшей в советскую эпоху такой светлой и радостной.

«Зато теперь я, верно, слишком поднял тон на счет своего здоровья, так что для восстановления истины этот тон я должен понизить. Во-первых, 80 лет мне исполнится только наступающей весной, а теперь мне еще стыдно равняться с действительными стариками, которые ведут за собой молодежь в полевых работах и переходах пешком; во-вторых, у меня уже нередко чувствуется старость в ногах. Так что физически я уже накренился, но, благодаря моей счастливой внутренней жизни, я чувствую как бы какой-то каркас, который и поддерживает во мне фигуру еще годного на что-то человека... В Москве я был в последний раз в 1929 году. При встречах сестры (имеются в виду сестры Ленина. — М. Ш.) весьма ласковы. С Анной Ильиничной мы отвели душу в воспоминаниях далекого Симбирска... До 29-го года я имел общественную нагрузку: работал в О. Д. Н. (общество «Долой неграмотность».— Ред.), но заболел сам, а потом моя жена и я уже отстали от общественной работы. Вот уже 4 года, как умерла жена и я остаюсь в стороне от всякой общественности. Иногда только приглашают в школы, к пионерам и разным организациям, провести беседу о детстве Вл. И. Ленина — вот и вся моя деятельность. Посылаю вам свой портрет в группе пионеров в санатории у нас под Смоленском. Бледный снимок, но хорошо говорит за меня. Справа вожатая и врач, все остальные пионеры лагеря. Это, конечно, только часть пионеров — их было 400 человек».

Снимок с пионерами, о которых с такой гордостью пишет первый учитель (Владимира Ильича, да и все его письмо — прощальный привет старому другу перед близкой смертью (Калашников умер через два с половиной месяца после написания этого письма: 26 апреля 1935 года) — хорошо говорят за него. Урок, полученный юношей от Ильи Николаевича на заре его педагогической деятельности, не прошел для Калашникова даром. И какая чудная, светлая старость у этого 79-летнего человека, на долю которого выпало великое счастье — получить урок от отца Ленина и заниматься с сестрой и братом Ленина, постоянно встречаясь при этом и с маленьким Лениным! Он еще не чувствует себя вправе называться стариком в Советской стране, где люди старше его, шагнувшие за восьмой десяток, ведут за собой молодежь в полевых работах…

Всего два документа, но они так исторически конкретны, что на основании их встает живой образ и проходит целая человеческая жизнь, до мелочей связанная со своим временем и обстановкой. Художнику легко было бы воскресить на основе только двух документов цельный портрет человека. И это большой урок для искусства, помогающий художнику учиться у жизни, у документа той кровной связи исторического прошлого со своим современником, без понимания которой нет и не может быть и глубокого проникновения в современность.

Мариэтта ШАГИЯН

Журнал "Огонек", №4, 1959  

Просмотров: 4814

Дата: Среда, 23 Мая 2012

Комментарии к статье:


Добавить комментарий:

Автор:
Комментарий: